top of page

Проблема беженцев в деятельности местных органов власти витебской губернии в 1917—1924 гг.

Иванова Татьяна Петровна — кандидат исторических наук, доцент кафедры социально-гуманитарных дисциплин Витебского филиала Международного университета «МИТСО».

РЕЦЕНЗЕНТЫ

 

  • Селиванов Андрей Владимирович — кандидат исторических наук, заместитель декана факультета международных отношений Белорусского государственного университета;

 

  • Воронович Виталий Валерьевич — кандидат исторических наук, доцент Военной академии Республики Беларусь.

 
Проблема беженцев в конце 1980-х — начала 1990-х гг. достаточно остро возникла как в мире, так и на территории бывшего Советского Союза. Появилось множество «горячих точек», откуда людям пришлось спасаться бегством из-за угрозы своей жизни. Эта проблема затронула и территорию Беларуси, но наша республика, к счастью, не стала источником беженцев. Однако беженцы из других стран начали приезжать в Республику Беларусь с целью укрыться от горя и страданий, которые пришли на их родину, к ним в семьи. В Витебской области тоже проживают беженцы, их вопросы решают местные органы власти, об этом пишут в средствах массовой информации, научной литературе. Целесообразно использование исторического опыта при исследовании современных вопросов теории и практики местного управления, решения соответствующих проблем. Хотелось бы отметить наличие беженцев не только в современном белорусском обществе. В начале ХХ в. на территории Беларуси также были беженцы (что было связано с Первой мировой войной), и местные органы власти также оказывали содействие этим людям. Поэтому цель данной статьи — проанализировать проблему беженцев на территории Витебской губернии и деятельность местных органов власти по ее решению.
 
В советское время проблема беженцев оказалась вне внимания историков. В ряде работ об экономических и социальных проблемах Первой мировой войны этот вопрос вообще не затрагивался. Накопление знаний происходило постепенно, по мере освещения отдельных сторон проблемы беженцев в исследованиях по смежным или более общим вопросам. Только в 1990—2000-е гг. появились первые специальные работы, посвященные проблеме беженцев, большинство которых опиралось на региональный аспект, в основном регионы России (Петроград, Воронежская, Курская, Смоленская, Тульская, Ярославская и другие губернии). Заслуживают внимания диссертационные исследования российских историков И. Е. Зубарова [7], Н. В. Лахаревой [14], В. С. Утгоф [20], Д. Г. Цонян [21], И. П. Щерова [24], публикации И.Б. Беловой [4], А. Н. Курцева [11], И. П. Щерова [23] и др. В 2000-е гг. опубликованы работы по истории беженцев отдельных национальных групп. Так, Т. Бартеле [3] и В. Шалда [3; 22] изучили взаимодействие советской системы и латышских беженских организаций.
 
 Работы белорусских исследователей А. М. Бабкова [1], В. Г. Корнелюка [10], С. Ф. Лапановича [12; 13], В. Р. Саматыя [16] и др. посвящены исследованию общих вопросов эвакуации, явления проблемы беженцев как одного из демографических факторов на территории Беларуси, а также системы помощи беженцам преимущественно в период с 1914 до октября 1917 г.
 
Из зарубежных историков к проблеме беженцев в годы Первой мировой войны на территории России обратился английский историк П. Гатрелл [25]. Он уделил внимание национальным группам беженцев. Но при этом автор не рассматривает белорусских беженцев как отдельную группу, а объединяет их с украинскими беженцами.
 
 Утверждение советской власти привело к ликвидации старого буржуазного аппарата управления, а значит, и к разрушению сложившейся в дооктябрьский период системы взаимодействия государственных органов и общественных организаций по оказанию помощи беженцам. До октября 1917 г. в Витебской губернии делами беженцев занимались Витебское городское попечительство о беженцах (образовано в конце октября 1914 г.) и Витебское губернское отделение Комитета великой княжны Татьяны (открыто 26 июня 1915 г.). Губернское отделение совместно с городским попечительством занималось социальным обеспечением беженцев и руководило их эвакуацией в глубь России. В июле—августе 1915 г. через станцию Витебск проследовали в товарных вагонах 87 487 человек, из них 1863 осели в Витебске, остальные были направлены во внутренние губернии России. Значительную помощь беженцам оказывали Витебский городской комитет Всероссийского Союза городов и Витебский губернский земский комитет Всероссийского Земского Союза, национальные и общественные благотворительные организации [2, с. 350]. В губернии также функционировала Витебская соединенная Дворянская опека, действие которой распространялось на Витебский, Велижский, Городокский и Невельский уезды.
 
При советской власти дела Дворянской опеки были переданы в ведение уездных Советов, дела соответствующих досоветских губернских учреждений — в ведение губернской секции народного призрения, а затем — губернского народного комиссариата (отдела) социального обеспечения [5, ф. 10, оп. 1, д. 9, л. 3, 43, 46, 74, 428, 564, 629].
 
То, что беженцы потенциально представляли собой «социальный порох», понимало и царское, и Временное правительство. Новую власть беженцы, как и военнопленные, беспокоили еще в большей степени как возможный источник угрозы советской власти. С 22 декабря 1917 г. приказом военного комиссара Наркомата по военным делам РСФСР было запрещено выдавать разрешения беженцам на право проезда через фронт.
 
В середине 1918 г. в Москве завершилось организационное образование Центральной коллегии по делам пленных и беженцев [9; 15, с. 361; 17; 18], 23 апреля 1918 г. был подписан декрет о создании Центропленбежа во главе с И. С. Уншлихтом. В мае 1918 г. Центропленбеж передан в ведение Наркомата внутренних дел РСФСР. В Западной области РСФСР Коллегия о беженцах и пленных была образована 29 мая 1918 г. Филиалы коллегии действовали в Витебске, Полоцке, Орше, Себеже, Невеле и других городах [см.: 23].
 
 
Председателем Витебской губернской коллегии по делам пленных и беженцев (губпленбежа) в начале 1919 г. являлся Пашкин (затем Дозорцев), членами — Шмоткин, Боровик, Силин, Аксельрод. 29 сентября 1919 г. завгубпленбежем Витебской губернии был назначен заведующий юридическим отделом ЧК Иоффе [5, ф. 1821, оп. 1, д. 255, л. 440, 448, 678; ф. 2262, оп. 1, д. 2, л. 319]. В соответствии с приказом Центропленбежа от 10 сентября 1919 г. кандидатуры коллегии по делам пленных и беженцев представлялись на утверждение Центром [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 644].
 
Здание губпленбежа в Витебске располагалось по Городокскому шоссе, 3 (у Полоцкого виадука). В Витебске действовало несколько учреждений коллегии по делам пленных и беженцев в связи с тем, что в структуре каждого губернского комиссариата по национальным делам имелся беженский отдел. В материалах Государственного архива Витебской области сохранился перечень беженских комитетов и место их расположения в губернском Витебске в 1919 г.:
 
— Витебский белорусский беженский комитет — ул. Успенская, 1;
— Витебский польский беженский комитет — ул. Нижне-Петровская, 15;
— Витебский латышский беженский комитет — ул. Задуновская, 7;
— Витебский литовский беженский комитет — пер. Монастырский, 7;
— Витебский еврейский беженский комитет — ул. Суворовская, 34а [5, ф. 1821, оп. 1, д. 255, л. 26].
 
Как свидетельствуют отчеты, представляемые в Центр (дважды в месяц), с начала марта 1919 г. поток беженцев уменьшился (основная ее волна прошла в 1915—1916 гг., к тому же активизировались военные действия, что еще в большей степени затруднило продвижение беженцев).
 
По данным на 1 марта 1919 г., в Витебске было зарегистрировано 453 беженца, в бараках проживало 449 человек, во второй половине марта зарегистрировано 479 беженцев, из них 105 детей. Количество беженцев постоянно менялось: кто-то прибывал, кто-то покидал Витебск, к 16 марта 1919 г. в бараках оставалось 396 беженцев. В этот период отправки групп беженцев на родину практически не осуществлялись, выдавались отдельные пропуска, которые получили 757 беженцев [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 79]. По данным на 16 августа 1919 г., в Витебске было зарегистрировано (к отправке) 5019 беженцев, причем только с 1 по 15 августа поступило 98 человек. Непосредственно в Витебске на 16 августа 1919 г. на учете состояло 160 человек, а по губернии был зарегистрирован 271 беженец [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 674].
 
Местными органами власти и управления уделялось внимание беженцам с детьми; детей размещали в учреждениях дневного пребывания. Так, в июне 1919 г. в Витебске 20 детей польских беженцев были определены на «польскую площадку» (детский сад). Неотправленных латышских детей временно определили в действовавший в Витебске городской латышский детский сад [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 393].
 
Губернским отделом по делам пленных и беженцев осуществлялось инструктирование уездных отделов, уезды должны были своевременно представлять сведения о ситуации в Центр. Архивные документы свидетельствуют, что материальных средств, выделяемых из Москвы, было недостаточно, штаты работников коллегий периодически сокращались [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 77, 400, 674]. 4 сентября 1919 г. издан приказ НКВД РСФСР о ликвидации местных коллегий по делам беженцев, за исключением Витебской, Оршанской, Вяземской и Рославльской [1, с. 132].
 
Беженцам Первой мировой и советскопольской войн, осевшим в Витебске, как и в других белорусских городах, советская власть вынуждена была оказывать социальную помощь, одновременно осуществляя над ними контроль. Прежде всего, были образованы губернские специальные комиссии, организованные совместно с военкоматами, по проверке документов беженцев с целью установления их призывного возраста и отсрочек по отбыванию воинской повинности.
Оставшиеся в восточном регионе Беларуси беженцы увеличили городское население, усложнили деятельность администрации. Ситуация усугублялась тем, что губерния оказалась не лучшим образом подготовленной к приему беженцев. Основная сложность заключалась в трудоустройстве беженцев, а поскольку значительная их часть была представлена женщинами, детьми и несовершеннолетними подростками, все обязанности по обеспечению беженцев выполнялись губернскими социальными службами. При необходимости беженцы привлекались к общественным и другим работам.
 
Фонд отдела соцобеспечения Витебского губернского исполкома за 1917—1919 гг. наполнен заявлениями и ходатайствами, в том числе и от беженцев. Так, беженка из Вильно Н. Гудзен просила материальной помощи как пострадавшая от войны. На данное ходатайство наложена резолюция с разрешением остаться на месте временного жительства и приписка о том, что «выдавать пособия — это дело беженских организаций, а не секции призрения» [5, ф. 10, оп. 1, д. 286, л. 30, 38].
 
В Витебской губернии соответствующими службами составлена смета на оборудование бараков для беженцев на сумму 174 595 руб., произведен ремонт здания губпленбежа [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 673].
 
В целях оказания необходимой медицинской помощи в октябре 1919 г. Витебским губпленбежем в срочном порядке решался вопрос о расширении сети госпиталей для приема беженцев [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 65]. Вопросы об организации госпиталей решались на заседании губернского эвакуационного комитета в составе начальника эвакуационного пункта врача Колтуна, помощника начальника пункта врача Носкова, председателя губпленбежа врача Малаховского, председателя губвоенкома Усова, представителя начальника станции Гайдукова и врача Церапиера [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 838].
 
Освобожденные бараки Марковщинского монастыря были использованы для развертывания инфекционного госпиталя по линии Красного Креста. В ноябре 1919 г. решался вопрос об организации госпиталя по ул. Володарского [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 770]. В ноябре 1919 г. Витебским губернским ревкомом и начальником гарнизона Витебска было дано распоряжение об освобождении здания земельного банка с целью перевода туда 4-го сводного госпиталя. Под госпиталь были отведены и залы 1-го и 2-го классов железнодорожного вокзала. Медицинская помощь оказывалась и в амбулатории губпленбежа. Согласно отчету о деятельности санитарного отдела Витебской губернской коллегии пленных и беженцев за период с 1 по 15 августа 1919 г., в амбулатории зафиксировано 1062 посещения (из них 1051 — беженцами), сделано 63 противооспенных прививки [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 676].
 
Беженцы, зарегистрированные в коллегии, обеспечивались продовольствием, обмундированием, обедами, денежным довольствием. Обмундирование выдавалось в зависимости от нуждаемости из имеющихся запасов со складов. Чай и сахар для беженцев поставлялись из Минска и продовольственного комитета из Москвы, губернская коллегия пользовалась и своими, постоянно уменьшавшимися запасами. При Витебском губпленбеже была организована чайная, отпущено 9237 обедов. Тем не менее, и в условиях нехватки продовольствия из Витебска по требованию в Минск было отправлено 200 пудов овсяной муки, 200 пудов овса и 300 пудов чечевицы [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 77].
 
Для беженцев и пострадавших от военных действий было предоставлено общежитие, располагавшееся на Юрьевой горке, по ул. Слободской, 10. В мае 1918 г. здесь находились 39 человек в возрасте от 4 до 85 лет, из них по вероисповеданию: православных — 21, католиков — 18. Время поступления беженцев — с 15 ноября 1916 г. по 25 мая 1918 г.; 5 беженцев прибыли из Виленской губернии, 2 — из Ковенской, 1 — из Курляндской, 1 — из Финляндии, остальные — преимущественно из оккупированных районов Витебской области [5, ф. 10, оп. 1, д. 286, л. 9].
 
В Госархиве Витебской области имеется и список лиц, проживавших в общежитии [5, ф. 10, оп. 1, д. 286, л. 1 об.].
 
Общежитие на ул. Слободской, 10 занимало 18 квадратных саженей на верхнем этаже и 10 — на нижнем. На верхнем этаже было обустроено 5 комнат, ванная и 2 коридора, на нижнем этаже — 1 комната, кухня, кладовая, хлебопекарня и прачечная. Согласно описи имущества, в общежитии имелось 5 икон, 2 стола, 20 деревянных кроватей, 2 железные кровати, 3 некрашеных стола и 29 некрашеных табуретов [5, ф. 10, оп. 1, д. 286, л. 2—4].
 
Еще одно общежитие размещалось по ул. Поперечно-Елагинской и занимало 8 квадратных сажень: 4 комнаты, коридор и кухню [5, ф. 10, оп. 1, д. 286, л. 11—11 об.].
 
Жильцы названных общежитий обеспечивались необходимым продовольствием. Согласно предписанию Белорусского комитета по оказанию помощи беженцам от 5 августа 1918 г., на полное содержание беженца отводилось 2 руб. в день, в том числе на питание — 358 коп. [5, ф. 10, оп. 1, д. 286, л. 38].
 
Значительное внимание в деятельности Витебской губернской коллегии по делам беженцев и военнопленных уделялось агитационнопропагандистской работе. Приказом Центропленбежа от 4 сентября 1918 г. предлагалось всемместнымколлегиямобразовать культурнопросветительные отделы; перед отделами ставилась задача распространения среди пленных и беженцев газет и брошюр, устройства сельскохозяйственных коммун [5, ф. 10050, оп. 1, д. 884, л. 11—11 об., 103; д. 8, л. 14].
При Витебском губпленбеже действовал соответствующий отдел, сотрудниками которого беженцам было выдано 3935 экземпляров газет и журналов. Так, в отчете Витебского губпленбежа за вторую половину января 1919 г. отмечалось: «роздано брошюр для беженцев на латышском языке — 162, на немецком языке — 20, послано в другие уездные центры — 75 брошюр» [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 42].
 
С 1 по 16 августа 1919 г. губпленбежем для распространения было получено 1500 газет и 36 журналов [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 677].
 
В культурнопросветительном отделе губпленбежа сначала работал только один агитатор, затем их количество увеличилось до 4; было проведено 112 собеседований с беженцами. Для детей беженцев организовывали просмотр спектаклей в Доме просвещения. В Витебске для беженцев была открыта библиотека [5, ф. 1821, оп. 1, д. 255, л. 80, 676—677].
 
Витебский губпленбеж занимался и снабжением воинских эшелонов газетами и агитационной литературой [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 262—264].
 
Для беженцев и возвращающихся пленных, согласно предписанию Центропленбежа, отделами Витебского губисполкома устраивались митинги. С апреля 1919 г. Витебский губпленбеж в качестве Витебского отдела относился к Смоленской Центрокомиссии Всероссийской эвакуационной коллегии [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 102].
 
16—18 мая 1919 г. в Витебске состоялся съезд уездных коллегий по делам пленных и беженцев Витебской губернии, на котором обсуждались злободневные вопросы деятельности соответствующих организационных структур. В конце 1919 г. была ликвидирована Режицкая уездная коллегия Витебской губернии на основании того, что «пленбеж ввиду уменьшения потока военнопленных и беженцев стал заниматься лишь постановкой любительских спектаклей» [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 146—147].
 
Через белорусские земли, в том числе и Витебскую губернию, с окончанием военных действий в ходе Первой мировой войны хлынул обратный поток беженцев. 10 августа 1919 г. из Смоленска по распоряжению Центропленбежа прибыл первый смоленский эшелон с 1412 беженцами, направляемыми в Двинск для следования обратно в Литву, Латвию и Польшу. Изза отсутствия сведений из Двинска о возможности принять эшелон, он был задержан в Витебске [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 674].
 
Для решения вопросов помощи беженцам создавались общественные организации. В частности, 20 декабря 1920 г. была образована витебская еврейская общественная комиссия по оказанию помощи от погромов и стихийных бедствий. 2 января 1922 г. при комиссии была образована секция скорой помощи, которая занималась вопросами неотложной помощи беженцам-евреям в распространении одежды, обуви, снабжении продуктами питания; 31 июля 1922 г. образована секция помощи инвалидам и бедноте еврейского населения; а 17 декабря 1922 г. — культурнопросветительная секция и медико-санитарная комиссия. В структуре комиссии также действовали бюро справок по розыску родных, посылочный отдел переводных операций, эмиграционный отдел. Комиссия действовала до весны 1924 г. [6].
 
Архивные документы показывают, что советской властью иногда предпринимались жесткие меры по отношению к беженцам. Так, в июне 1919 г. в Витебске оказался эшелон в количестве «400 человек иностранного подданства (румын, сербов), столько же женщин и детей». Местные власти поступили с ними в соответствии с «революционными традициями»: ночью был произведен обыск, отобрано 15 пудов сахара, мука, 150 тыс. руб. николаевскими кредитками. Беженцы были выгружены из вагонов, размещены вдоль железной дороги, а местные власти запросили распоряжений в Москве, в НКВД [5, ф. 2262, оп. 1, д. 1, л. 52, 58].
 
4 мая 1920 г. срочным циркуляром Витебского ВРК всем уездным ревкомам было предложено провести регистрацию, учет и эвакуацию иностранных граждан на основании соглашения Наркомата иностранных дел с Центроэваком. Необходимо было немедленно произвести «регистрацию граждан Франции, Англии, Италии, Америки, Норвегии, Дании, Финляндии, Швейцарии и Голландии, как находящихся на свободе, так и в местах заключения,.. принять меры к скорейшему освобождению из мест заключения заложников перечисленных выше стран, понимая под термином заложников лиц, подвергнутых заключению лишь за принадлежность к гражданам данного государства, без предъявления к ним обвинения и привлечения к суду за преступные деяния» [5, ф. 2262, оп.1, д. 1, л. 347].
 
Только 20 марта 1924 г. по Витебской губернии было объявлено об окончании эвакуации военнопленных Германии, Австрии и Чехословакии [8]. Среди общего потока значительным было перемещение беженцев в сопредельную Латвию. Историки утверждают, что «после прихода большевиков к власти и начала мирных переговоров с Германией… латышские беженцы улучшение своего положения, возврат к нормальным условиям жизни все больше связывали с немедленным возвращением на родину... В созданном 15 марта 1918 г. при Наркомате национальностей комиссариате по латышским национальным делам был организован отдел беженцев, однако его подопечные относились к нему весьма отрицательно. Вскоре обязанности отдела перешли к Центропленбежу, но большинство латышей все же предпочитали обращаться к комиссариату» [3, с. 22].
В ведении органов управления Витебской губернии также находились проблемы, связанные с латышскими беженцами. В частности, в отчете о деятельности Витебской губернской коллегии о пленных и беженцах за время с 1 февраля по 1 марта 1919 г. отмечалось, что беженцев для отправления в Латвию скопилось значительное количество — около 1 тыс. человек, но отправить их нет возможности. Объяснялось это отсутствием вагонных составов, присылаемых из Центра, и распоряжением правительства Латвии, согласно которому въезд в Ригу вследствие продовольственных трудностей был запрещен. В Витебске была налажена выдача бесплатных обедов латышским беженцам по предъявлении соответствующих документов. Вместе с тем, финансирование Витебской губернской коллегии по работе с пленными и беженцами было недостаточным. Витебская губколлегия оказывала помощь в организационном плане и составлении отчетности Полоцкому пленбежу, другим уездным коллегиям [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 41, 77, 349].
 
В феврале 1919 г. в Витебске было распространено 345 брошюр на латышском языке, из них возвращающимся домой пленным — 162, беженцам — 136, послано в другие пункты — 47 [5, ф. 56, оп. 6, д. 41, л. 42].
 
В документах Отдела управления Витебского губисполкома на хранении имеется дело об организации реэвакуации отдельных лиц в Латвию за 1922 г. В деле содержится и образец удостоверения для выезжающих за границу, утвержденного 10 мая 1922 г., а также сведения о том, что 14-й латышский эшелон (порядковый номер 3337) был пропущен в Латвию Витгуботделом ГПУ (виза № 551 от 11 ноября 1922 г.) с беженцами через пограничный пункт Себеж. Гербовый сбор за оформление выезда в Латвию в 1922 г. составлял 390 латышских руб. Витебский базисный пункт Центрального управления по эвакуации населения существовал до января 1923 г. [5, ф. 1821, оп. 1, д. 255, л. 103].
 
В фондах Госархива Витебской области имеется ряд дел, содержащих свидетельства о рождении, удостоверения и заявления граждан, перешедших в латышское подданство в 1921—1924 гг. О реэвакуации латышского населения в Латвию имеются сведения и в Зональном Госархиве в Полоцке. В первую очередь подлежали отправке старики, одинокие и больные, т. е. лица, находившиеся на иждивении. Срок регистрации беженцев для получения ими документов истекал 1 февраля 1921 г., но затем был продлен до 1 июля 1921 г. [5, ф. 36, оп. 1, д. 38, л. 3, 7, 26].
 
Наркоматом внутренних дел РСФСР по согласованию с Наркоматом иностранных дел РСФСР было выработано положение в отношении эстонских граждан, которое 28 апреля 1920 г. было передано всем уездным ревкомам Витебской губернии. Согласно положению: «1. Никто из проживающих на территории РСФСР уроженцев Эстонии не стал в силу одного лишь факта заключения мирного договора между Россией и Эстонией эстонским гражданином. 2. Эстонские уроженцы.., желающие оптировать эстонское гражданство, должны подать соответствующее заявление о выходе из Российского гражданства.., 5. Оптировавшие в эстонское гражданство могут сохранить лишь имущественные права, которые они имели к моменту оптации, но не приобрести вновь те права, которые они утратили будучи гражданами Российской республики, например право на недвижимость, которое было отчуждено у них согласно декрета РСФСР. 6. Регистрация, выдача свидетельств на проезд не должна производиться до получения особых инструкций» [5, ф. 2262, оп. 1, д. 1, л. 346].
 
Тем не менее, в отдел управления Витебского губревкома в мае 1919 г. в массовом порядке стали поступать заявления граждан эстонского происхождения о возмещении им советской властью национализированного, конфискованного имущества, тех или иных убытков [5, ф. 2262, оп. 1, д. 1, л. 501].
 
В апреле 1920 г. советскими властями были разработаны временные правила о провозе имущества по железным дорогам лиц, получающих эстонское гражданство. Общий багаж не должен был превышать 10 пудов на каждого члена семьи. Запрещались к провозу за границу: драгоценные металлы, золотые и серебряные монеты. Общий вес вывозимых золотых и платиновых изделий не должен был превышать 25 золотников, серебряных — не более 5 фунтов на одно лицо. Золотые и серебряные часы с цепочкой, обручальные кольца, портсигары и портмоне разрешались к вывозу в количестве одного предмета каждого наименования на одно лицо. Запрещалось вывозить печатную продукцию, за исключением книг и брошюр. Запрет распространялся и на бумажные деньги любого выпуска свыше 50 000 руб. или эстонских марок. Вывоз иностранной валюты допускался только с разрешения отдела международных расчетов [5, ф. 1821, оп. 1, д. 255, л. 11—12].
 
Возвращение беженцев во многом зависело от мирных договоров России с Германией и Польшей. Первым договором, предусматривавшим эту возможность, было соглашение между Россией и Германией о возвращении на родину гражданских лиц, подданных обеих сторон, заключенное 9 февраля 1918 г. [19; 20, с. 181].
 
Реальное возвращение беженцев началось после завершения советско-польской войны и подписания мирного договора между Россией, Украиной и Польшей 18 марта 1921 г. Реэвакуация латышских и эстонских беженцев, равно и беженцев других национальностей, затянулась на несколько лет в силу недостаточной координации действий коллегии по делам пленных и беженцев с союзами беженцев, которым так и не удалось выработать единого плана. Вплоть до 1927 г. проблема репатриации граждан как отклик проблемы беженцев после событий Первой мировой и советско-польской войн еще являлась составной частью деятельности государственных органов управления Витебского региона. Таким образом, в 1917—1920-е гг. органы местной власти и управления, выполняя указания Центра, играли ключевую роль в непосредственном решении социальных вопросов, связанных с пребыванием беженцев на территории подотчетной им губернии. Как видно из отдельных примеров российско-германских, российско-латвийских и российско-эстонских отношений указанного периода, в целях решения проблемы беженцев центральные и местные власти соседних стран должны были координировать усилия по разрешению конкретных острых ситуаций. Местными органами власти и управления проводилась значительная работа, охватывающая довольно широкий спектр различных вопросов: обеспечение жильем, организация питания, обустройство быта беженцев, ведение культурно-просветительной работы, организация яслей и детских садов для детей беженцев, решение других социальных вопросов. В условиях революционной эпохи с ростом маргинализации и люмпенизации населения, утратой части традиционных ценностей, падением общего благосостояния это было действительно важно и гуманно. Вместе с тем, в соответствии с требованиями Центра местные власти осуществляли механизм не только социального, но и политического контроля над группами беженцев.
ЛІТАРАТУРА

 

1. Бабков, А. М. Беженцы в Беларуси в годы первой мировой войны / А. М. Бабков // Гістарычная адукацыя ў Рэспубліцы Беларусь. Ч. 1. — Мінск, 1994. — С. 131—138.

2. Бабков, А. М. Беженцы на Витебщине в годы первой мировой войны. Германский и славянский миры: взаимовлияние / А. М. Бабков // Конфликты, диалог культур (история, уроки, опыт, современность): материалы междунар. науч.-теор. конф. — Витебск: ВГУ им. П. М. Машерова, 2001. — С. 349—352.

3. Бартеле, Т. Латышские беженцы в России в годы гражданской войны / Т. Бартеле, В. Шалда // Отеч. история. — 2000. — № 1. — С. 18—29.

4. Белова, И. Б. Судьба беженцев первой мировой войны из западных губерний Европейской России и Польши в Советской России в 1920 году / И. Б. Белова // Вестн. Балт. ун-та им. И. Канта. — 2012. — Вып. 6. — С. 110—117.

5. Гос. архив Витеб. обл.

6. Документы по истории и культуре евреев в архивах Беларуси: путеводитель / науч. ред.-сост. М. С. Куповецкий, Э. М. Савицкий, М. Веб. — М., 2003. — С. 332—333.

7. Зубаров, И. Е. Деятельность коллегии по делам военнопленных и беженцев Симбирской губернии в 1914—1922 гг.: дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02 / И. Е. Зубарев; Пенз. гос. пед. ун-т. — Пенза, 2006. — 245 с.

8. Изв. Витеб. губисполкома. — 1924. — 20 марта.

9. Изв. ВЦИК. — 1918. — 27 (14) апр.

10. Карнялюк, В. Р. Праблемы гісторыка-дэмаграфічнай характарыстыкі бежанцаў з беларускіх зямель (1914—1918) / В. Р. Карнялюк // Весн. Гродз. дзярж. ўн-та. — 2000. — № 2. — С. 9—20.

11. Курцев, А. Н. Беженство / А. Н. Курцев // Россия и Первая мировая война: материалы междунар. коллоквиума. — Спб., 1999. — С. 129—147.

12. Лапановіч, С. Першая сусветная вайна і бежанства як дзяржаўная праблема / С. Ф. Лапановіч // Беларус. гіст. часопіс. — 2005. — № 10. — С. 5—12.

13. Лапановіч, С. Ф. Дзейнасць дзяржаўных і недзяржаўных арганізацый па аказанні дапамогі бежанцам у Беларусі ў гады Першай сусветнай вайны (1914—1917): аўтарэф. канд. ... гіст. навук: 07.00.02 / С. Ф. Лапановіч; Бел. дзярж. ун-т імя Максіма Танка. — Мінск, 2000. — 20 с.

14. Лахарева, Н. В. Судьба беженцев Первой мировой войны в Советской России. 1918—1925 гг.: на примере Курской губернии: дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02 / Н. В. Лахарева; Курск. гос. пед. ун-т. — Курск, 1999. — 211 с.

15. Нелидов, А. А. История государственных учреждений СССР. 1917—1936 / А. А. Нелидов. — М.: Москов. ист.-архив. ин-т Мин-ва высш. и средн. образования РСФСР, 1962.

16. Саматыя, В. Р. Проблема беженцев в Беларуси в годы Первой мировой войны / В. Р. Саматыя // Белорус. журн. междунар. права и междунар. отношений. — 2003. — № 2. — С. 71—74.

17. Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. — 1918. — № 34. — П. 451.

18. Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства. — 1918. — № 47. — П. 553.

19. Советско-германские отношения от переговоров в Брест-Литовске до подписания Рапальского договора: сб. док. Т. 1. 1917—1918. — М.: Политиздат, 1968. — 758 с.

20. Утгоф, В. С. Белорусские беженцы Первой мировой войны в 1914—1922 г.: дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02 / В. С. Утгоф. — СПб., 2003. — 183 с.

21. Цовян, Д. Г. Деятельность государственных органов и общественных организаций по оказанию помощи беженцам в годы первой мировой войны. 1914—1917: дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02 / Д. Г. Цовян. — М., 2005. — 216 с.

22. Шалда, В. Латышские беженцы в России и революции 1915—1921 гг. / В. Шалда // Россия и Балтия: эпоха перемен (1914—1924). — М., 2002. — С. 60—84.

23. Щеров, И. П. Западный пленбеж (1918—1920 гг.) / И. П. Щеров // Вопросы истории. — 1998. — № 9. — С. 130—133.

24. Щеров, И. П. Организация и деятельность коллегий по делам пленных и беженцев в Смоленском крае. 1914—1921: дис. ... канд. ист. наук: 07.00.02 / И. П. Щеров; Москов. пед. гос. ун-т. — М., 1998. — 258 с.

25. Gatrell, P. W. A Whole Empire Walking. Refugees in Russia during World War I / P. W. Gatrell. — Bloomington: Indiana University press, 1999. — 319 p.

 

Источник: Журнал международного права и международных отношений. — 2012. — № 3.

bottom of page