Несколько страниц из жизни латышской женщины на Витебщине в 1920-1930-е гг.

В судьбе одного человека часто отражается история целого народа и страны. Значительная часть жизнь латышки Эмилии Лейланд (1885-1941) прошла в Витебске, тесно связана с историей Государственного архива Витебской области и может быть интересна латышским историкам..

 

Латыши стали активно селиться на Витебщине после отмены крепостного права в 1861 году. Они стали покупать земли у помещиков, выделяться на хутора, активно и умело использовать новые технологии обработки земли и сельскохозтехнику. Латыши-землевладельцы Витебской губернии с удовлетворением приняли столыпинскую реформу, которая утверждала частную собственность крестьян на землю, хуторное землепользование, свободную продажу и покупку земли. Активно поддерживали латыши и земскую реформу, увидев в ней заботу «о благе народа, его освобождении от мрака невежества, о благоустройстве быта крестьян». Среди активных деятелей уездного земства, работавших над совершенствованием хуторского хозяйства, выделялись А. М. Вендт, И. П. Гайлит, И. Б. Стапран, Б. Б. Таубе, которые также всячески содействовали повышению  образования латышской молодежи [1, 86-87].

 

С появлением латышей стали создаваться латышские школы, появились лютеранские церкви, культурно-просветительные кружки, общественные организации.  Колонисты первой волны, владевшие собственностью, укоренившиеся в новых местах, имевшие зажиточное, товарное хозяйство, сохранившие традиции, религию и язык, менее всего хотели потрясений, связанных с революцией и войной. Однако началась Первая мировая война, с которой связана новая волна переселения латышей в регион. В Витебск из Риги эвакуировался ряд предприятий управления Риго-Орловской железной дороги. Вынуждены были покинуть родину массы беженцев-латышей. «Все избушки  в пригороде Марковщине, где в большинстве жили рабочие и работницы льнопрядильной фабрики, были заполнены беженцами, преимущественно латышами» [2, c. 29]. В городе появился Латышский беженский комитет и действовал беженский приют. Делами латышских беженцев занимались земские деятели, возглавлявшие этот комитет. Много латышей оказалось  и среди солдат военного гарнизона, расположенного в городе. Здесь размещались воинские части, мастерские, госпитали и другие учреждения военного характера. Латышей в городе собралось несколько тысяч. Эти занесенные в Витебск войной латыши по своему происхождению были выходцами из социальных низов, многие из них ещё на родине были участниками социал-демократического движения.

 

Коренные жители Витебска на время как бы растворились в этой разноязыкой, разношерстной по социальному составу и политическим убеждениям массе народа. Среди осевших в  городе латышей оказалось много социал-демократов, а среди  них, в свою очередь, было значительное количество женщин: Е. Майзит, Э. Лейланд, Л. Дирик, Э. Бумбер, Э. Петерсон. Многие из латышей имели дореволюционный партийный стаж (Е. Майзит - с 1912 года, Я. Берг - с 1906, Р. Озол - с 1904). Именно эта революционно настроенная  часть латышей сыграла огромную роль в истории первых лет советской власти на Витебщине.

 

В марте 1917 года состоялось первое легальное собрание латышских большевиков. По воспоминаниям Л. Дирик, собралось около 20 мужчин и женщин, разделявших взгляды большевиков, был избран комитет РСДРП(б) Латышского района г. Витебска, стал функционировать Латышский клуб, который вел работу среди латышей, зачастую плохо или совсем не владевших русским языком [2, с. 30].

 

По инициативе латсекции  РСДРП (б) для борьбы с  корниловщиной был создан латышский кавалерийский отряд (позднее - полк), командовал которым Э. Ф. Биге. В событиях 1917—1918 годов в Витебске значительную роль сыграли латышские коммунисты А. Плуксне, А.Трейлиб, К. Лейланд и др. Кристоп Лейланд писал в 1923 году: «Я, один из старейших работников Витебской Латсекции, работал в ней при самом начале зарождения ее в Витебске в февральские дни 1917 года... Тогдашний латрайон очень часто являлся звеном только что сформировавшейся Витебской городской организации. История Октября и товарищи, которые еще сдес осталис Витебском районе, великолепно помнят условия и энтузиазм работы того времени» [3, л. 15 об.]. Выдержка из документа, кстати, хорошо показывает проблему многих латышей - недостаточное знание русского языка.

 

В 1918 году в Витебск приезжает Эмилия Лейланд - сестра Кристопа Лейланда - и в октябре того же года вступает в партию большевиков. В Витебском архиве сохранилось несколько анкет, заполненных Эмилией

Карловной в 20-х годах. Родилась она в 1885 году (1884, 1886?) в Добельском уезде Курляндской губернии. Ее дед и отец были батраками по найму, а мать - «домохозяйка, рабочая по найму». С 1901 года она начала трудовую деятельность в Митаве, занимаясь рукоделием по найму (в одной анкете написано: «живет своим трудом с 12 лет»; в другой - «с 15 лет»), а с 1906 по 1914 год была домработницей по найму, затем безработной при немцах в Риге в 1917-1918 годах. Окончила двухклассное сельское училище, а в 20-х годах - Витебский вечерний комвуз. Эмилия Лейланд утверждала, что стала неверующей с 27 лет, в другой анкете написано - с 25 лет [4, л. 1, 16, 16 об.].

 

Начинается новый этап в жизни женщины-латышки, которая приезжает в Витебск, к брату, не имея образования, специальности, плохо зная русский язык. Вступив в партию, Э. Лейланд получает поддержку брата, латсекции Витгубкома РКП(б) и начинает делать свою карьеру, разные

ступеньки которой зеркально отразили историю страны 20-30-х годов XX в. Эмилия Лейланд работала заведующей столовой латышского клуба,  сотрудницей губернского ЧК, заведующей хозяйством детского дома, счетоводом в губернском сельхозтовариществе «Красный пахарь», помощником инспектора губернской Рабоче-крестьянской инспекции (РКИ). Получить такую работу тогда можно было только по рекомендации латсекции или самого губкома РКП(б). В 1923 году Э. Лейланд писала в  заявлении в Краевой комитет РКИ в связи с конфликтом в латсекции: «Несмотря на мои неоднократные обращения к ним [руководителям латбюро] с просьбой представить соответствующую работу, по сколько я невладею хорошо русским языком, последния нарочно мне непредставляли таковой» (Орфография оригинала сохранена - Г. Я.) [3, л. 9]. Документ наглядно свидетельствует о роли партячейки в жизни латышей-коммунистов 20-х годов.

 

Одновременно Эмилия Карловна активно занималась общественной деятельностью: была членом бюро ячейки военной цензуры, членом ревизионной комиссии латсекции, организатором по работе среди женщин. В 1924-1925 гг. по заданию латбюро неоднократно направлялась в латколонии  Витебского округа для проведения агитационной работы, организации празднования революционных праздников среди латышского населения, оказания помощи в работе латышским школам и культурно-просветительным кружкам [5, л. 21].

 

В 1924  году в пределах  бывшей Витебской губернии  имелось  2 253 латышских хозяйства с населением 11 534 человек. Больше всего латышей проживало в Высочанском, Лиозненском, Суражском, Городокском районах. Сельское латышское население было зажиточным, трудолюбивым, грамотным. В работе советов участвовало слабо, мотивируя это следующим образом: «Что я туда пойду говорить с лодырями, все равно там считают кулаком и мое мнение  будет осмеиваться другими» [6, л.49]. Секретарь латсекции Витокружкома КП(б)Б отмечал, что 70-80% латышей до революции считались самыми богатыми (не считая крупных помещиков) и как таковые больше всего пострадали в революцию.  В настоящее время (1924 г.)  латышские крестьяне смотрят на советскую власть и компартию как на силу, которой приходиться подчиняться, и предстоит длительная и упорная работа в смысле переработки мысли данной группы [7, л.36].

 

В самом Витебске ситуация была иной. Рабочие-латыши в основной своей массе поддержали советскую власть, многие из них за годы правления большевиков сделали неплохую карьеру. Были членами окружкома, работали директорами заводов, прокурорами и судьями, занимали должности в банке, в ветинституте и др. Среди 1896 членов КП(б)Б Витебского округа было 150 латышей, что составляло 7,9% от общего количества партийцев. Одной из них и была Эмилия Лейланд.

 

В январе 1924 года она была назначена заведующей Витебским отделом Центрального архивного управления (ЦАУ) РСФСР, где проработала до сентября 1929 года. Была участницей Первой всебелорусской конференции архивных работников (1924 г.) и Второго совещания архивных работников БССР (1927 г.), где выступала с отчетом о деятельности Витебского окружного отделения Центрархива БССР за 1924-1927 годы. Э. Лейланд занималась приемом и учетом фондов, составлением опи-

сей, обследованием архивов при организациях; выявляла и концентрировала архивы ликвидированных учреждений; принимала участие в составлении «Указателя» архивных фондов. Тогда в архиве работало только пять человек: 2 архивиста, делопроизводитель, охранник-уборщик, заведующая архивом [8, л. 15]. Однако отношения с подчиненными у заведующей складывались сложно.  Наблюдалась большая текучесть кадров, на Лейланд жаловались в РКИ, в партийные инстанции, писали в газету. В ходе партийной персональной чистки в 1929 году Эмилия Лейланд объясняла свою позицию следующим образом: «За время работы в архиве я уволила чуждых рабочему классу работников (бывшего пристава,  полицейского). Остался один, которого я называю склочником» [8, л. 145]. Участники заседания отмечали, что часто Лейланд была груба с подчиненными, не смогла наладить работу коллектива, в архиве недостаточно велась научная работа. Другие участники чистки в то же время подчеркивали, что она справедлива, что думает, то и говорит. При ремонте архива сэкономила 2 000 рублей. Мешало работе плохое знание русского языка. И хотя ей тогда пришлось уйти из архива, в 1933 году Лейланд была вновь назначена на должность директора Северо-белорусского отделения ЦАУ БССР, где и проработала до ареста в  1937 году.

 

Судя по послужному списку, она очень часто меняла место трудовой деятельности. Эмилия Карловна была сложным в общении человеком, прямым и резким, трудно сходившимся с людьми. Она никогда не была замужем, у нее не было детей и своей семьи. В Латвии жила ее сестра, с которой она переписывалась, и которая приезжала в СССР в 1928 году. Единственным близким ей человеком был брат Артур Кристоп Карлович Лейланд, к которому она и  приехала в Витебск в 1918 году. Скорее всего, ее личные

проблемы также были связаны с братом. В декабре 1937 года на заседании бюро Витебского горкома КП(б)Б ее исключили из партии за сокрытие того факта, что брат выходил из партии в 1922 году за несогласие с политикой НЭПа и сокрытие связи с заграницей (т.е. с сестрой!). На бюро утверждалось, что брат повторно "пробрался" в партию и в своей работе на практике проводил правооппортунистическую линию. Работая в Осиповичах прокурором, покрывал врагов народа, за что был исключен из членов ВКП(б). Эмилии Карловне ставили в вину то, что она поехала после этого в Осиповичи за братом и приютила его у себя на квартире [9, л.43]. Надо сказать, что поступок сестры по тем временам был действительно неординарным, а брат, вероятно, тоже был сильным человеком. Ведь у Эмилии Карловны в ходе уже упоминавшейся выше чистки 1929 года спрашивали: как она реагировала на то, что брат женился на дочке попа? [8, л. 145]. Кристоп Лейланд действительно в 1921-1922 годах высказывался против отдельных отрицательных черт, которые стали появляться в партии в условиях НЭПа: склоки, влияние червонца и мелкобуржуазной идеологии,  «цепляние» за портфель и пост любой ценой, карьеризм и зажим критики. На общем собрании коммунистов-латышей в сентябре 1922 года,  критикуя  латбюро за отрыв от масс, грубость к тем, кто имеет собственное мнение, бюрократизм и демагогию, К. Лейланд сказал даже больше:  «Партия отнюдь не является больше тем, чем она когда-то была. Мелкие недостатки выросли уже в значительные» [3, л. 26]. Брата и сестру Лейланд и  еще трёх латышей-коммунистов обвинили в том, что они заражены духом «рабочей оппозиции» и разлагают работу латсекции Витгубкома РКП(б) [3, л. 20 об ].

 

 

В 20-е годы серьезных последствий  для Лейландов это обвинение со стороны латбюро в принадлежности к «рабочей оппозиции» не имело. Однако в эпоху «Большого террора» Эмилии Карловне, вероятно, пришлось ответить и за «грехи» брата. Она не только была исключена из партии и уволена из архива, но 18.01. 1938. была арестована Витебским горотделом НКВД БССР и обвинена в принадлежности к контрреволюционной латышской националистической диверсионно-повстанческой организации и по постановлению Особого совещания при НКВД СССР от 5.  08. 1939 г. была заключена в исправительно-трудовой лагерь сроком на 8 лет. Отбывая наказание, умерла 14 июня  1941 года в Карлаге (Карагандинская область).

 

В 1970 году военный трибунал Белорусского военного округа реабилитировал Э. Лейланд посмертно в судебном порядке, а в 1990 году  -  в партийном отношении. Этому способствовало обращение в ЦК ВЛКСМ в 1990 году В. А. Константиновой - дочери Кристопа Карловича Лейланда - с просьбой уточнить судьбу тети [9, л. 2].

 

Так в судьбе латышской женщины из социальных низов, принявшей советскую власть и связавшей с ней свою жизнь, отразились социальная мобильность 20-х годов, дух эпохи перемен и одновременно страшные черты революции, пожирающей своих детей.